Nahuhol американца. Приключения Майкла в России - Алекс Май

– Я не знаю многих слов, что ты говоришь…

– Оно тебе надо? Потом объясню. – Я открыл багажник, протянул Никитичне арбуз. – В общем, я пошел, а вы тут сами разберетесь.

– Саша!

– Майкл, ты ведешь себя, как самый последний киндер, – сказал я. – Если не прекратишь, то с первым обозом пеньки поедешь обратно, домой. Ок?

Майкл вздохнул, и принял верное решение. Принять баню.

Я уже вышел на дорогу, но меня окликнула бабка.

– Сашка. – Она взяла меня за рукав. – Он не опасный?

– Нет, но если что, ты его ухватом, ухватом приложи, по хребтине, чтобы на всю жизнь запомнил и внукам рассказывал. Ок?

– Да ну тебя! – Никитична рассмеялась.

Маленький мальчик на скрипучем велосипеде проехал мимо, измерив меня свойственным только деревенским жителям взглядом, в котором читалось недоверие, смешанное в равных пропорциях с любопытством. Здороваясь со знакомыми стариками, пытался разузнать про снимаемое кино.

Дед Василий сказал, что кино будут снимать не по Пушкину, а по Толстому, но с ним заспорила его старуха.

– Некрасов сочинил это кино, – уверяла она.

Пока я дошел до чугунных парковых ворот, меня основательно запутали местные жители, перечислившие почти всех русских классиков, включая Гоголя, Достоевского, Чехова и даже Шолохова.

Парк выглядел нарядным и преображенным. Привычный бурьян, прошедший процедуру депиляции превратился в аккуратный газон. Вот только я не увидел несколько старых лип. Неужели у кого-то поднялась рука предать их эвтаназии, спилить?

На содержание усадьбы не хватало бюджетных средств. Но даже в самые трудные, девяностые годы, верная и строгая хранительница Людмила Дмитриевна умудрялась сохранить основной комплекс и маленький музей Барашникова от варварского разорения. А в прошлом году даже ухитрилась выбить деньги на капитальный ремонт. Инвестиции пошли впрок. В усадьбу зачастили туристы. Финансовое положение улучшилось.

Киношники, человек десять, расположились на пологом берегу озерка, знаменитого обилием белых лилий.

Остановившись неподалеку, оценил обстановку. Никто не кричал «Мотор!». «Хлопушка» не щелкала. Никакой суеты и нервотрепки не наблюдалось. Три микроавтобуса, ГАЗ-66, яркие пластиковые столики и стулья, пиликанье мобильников, биотуалет, на удивление гармонично вписывались в общий фон исторического места.

От группы отделился длинноволосый молодой человек, пошел в мою сторону. Футболка, шорты, вьетнамки. Тощий и бледный. На секьюрити не тянет. Я закурил.

– Что вам надо? – довольно вежливо поинтересовался он.

– Рюмочку водки, – небрежно бросил я. – Только, голубчик, проследи, чтобы она была холодной. Страсть как не люблю теплую водку. А к вечеру не забудьте про бараний бок с гречневой кашей.

– Водки нет. – Он улыбнулся. – «Нарзана» не изволите?

– Как нет водки? Впрочем, не беспокойся.

– Вам кого надо? – Юноша облек вопрос в другую форму.

– Я еще не определился, мой дорогой друг… Впрочем, пригласите Кэтрин Зету-Джонс.

– Паша, твою мать, кто там пришел?! – проорал, через мегафон какой-то мужик.

– Это он нам? – спросил я, собираясь обидеться.

– Это он мне, – дипломатично ответил Паша.

– А! Тогда ничего, а то ведь и обидеться могу, на дуэль вызвать. Тэк-с, судя по лексикону, картину ставит сам Тарантино. – Я примирительно улыбнулся.

– И все же, вы к кому? – поторопил меня Паша.

– Просто гуляю… Не волнуйся. А про Кэтрин-Зету я пошутил. Она, дура такая, как-то пошло похудела в последнее время, лишившись аппетитности. Ты мне лучше скажи, где Людмила Дмитриевна?

– А! – Парень облегченно вздохнул, развернулся, посмотрел в сторону тента, сложил руки рупором и закричал так, словно, заблудившись в ГУМе, звал маму:

– Людмила Дмитриевна!!!

Пауза.

– Давай вместе, – предложил я. – На раз-два-три!

– Людмила Дмитриевна!!!

– Паша, сукин сын, не ори!!! – Снова мужик с мегафоном.

– Слушай, я вот не пойму, кто все-таки режиссер у вас? – спросил я Пашу. – Михалков?

– Сашка, – послышался голос Людмилы Дмитриевны. – Не хулигань!

Она подошла к нам с другой стороны, с тыла.

– Привет, хранителям!

– Привет-привет. Ты мне, как раз и нужен.

– Зачем? – удивился я. – Если в кино сниматься, то я не согласен. Подозреваю, что все достойные моего таланта роли уже разобраны интриганами от искусства, так?

– Мы вас в следующий проект пригласим, – пошутил Паша. – На роль Хлестакова.

– Пашка! – Людмила Дмитриевна всплеснула руками. – Прекрати.

– Прекрати, Пашка, – подыграл я ей. – Какой Хлестаков? В глубине души я стопудовый Печорин.

– Пашка!!! – Мужик с мегафоном. – Иди сюда!

– Побейте вы его, – посоветовал я Пашке. – Ногами. Темную устройте.

– Сегодня же, – пообещал Пашка, и пошел к режиссеру, кричавшему: «Где наши цыгане?!»

Мы присели на деревянную лавочку.

– Людмила Дмитриевна, здесь и цыгане есть? – спросил я. – Вот совпадение!

– Есть, – подтвердила она. – Артисты.

– Плохо. Сюда бы настоящих. Ко мне гость приехал, из Америки. Вот бы он обрадовался. Эх, как там… Кай о бэрги… Мэ сом ром… Хоп-хоп-хоп! Душевные люди, эти цыгане. Только вот если москвичей квартирный вопрос испортил, то цыган, стопудово, – торговля героином.

Небольшая пауза.

– Сашка, хорошо, что ты приехал. На послезавтра запланирована встреча творческой группы из Москвы с нашими. А я многих найти не могу – телефоны не отвечают. Может, кого увидишь? Передай, чтобы в малый зал Дворца Культуры приходили, к шести вечера.

– Разумеется, передам, если увижу. Сами понимаете – на огородах бархатный сезон в самом разгаре.

«Наши» – местные поэты, художники и музыканты. Среди них есть очень талантливые и оригинальные люди. Стихотворение одного пожилого поэта я выучил наизусть:

Бутылка водки на троих —Лекарственная доза.Неспешно – можно на двоих,Особенно с мороза.

По пузырю на одного?За вечер? – Много.На утро тяжко в голове,Родные смотрят строго.

К тому ж теряется контрольЗа делом, за словами.Но выпить все-таки – не грех!Когда и с кем? – Решайте сами.

– У тебе есть новые стихи? – спросила Людмила Дмитриевна.

– Нет, – ответил я. – Я больше не пишу стихов, так как окончательно вышел из юношеского возраста. И явился мне ангел, и сказал мне: «Выбирай – стихи или прозу!» Я прозу выбрал, суровую и беспощадную, как конница Буденного.

– Все шутишь, – улыбнулась она. – Напиши чего-нибудь. Хорошо?

– Попробую, – пообещал я. – Известные люди есть? – Я кивнул в сторону киношников.

– Разные, – лаконично, в ее стиле, ответила она. – Но и молодых много. Пойдем, познакомлю.

Познакомились.

Режиссер оказался конченым неврастеником. Злыми шутками я пресекал все попытки демонстрации снобизма с его стороны. Две девушки весело купались в давно нечищеном озере. Я хотел предложить режиссеру подзаработать на лесбийской эротике, но к нему подошли цыгане – два небритых мужика и три женщины, без гитар и медведя, но с пивными бутылками в руках. Он сразу стал на них кричать. Вернулась с прогулки актриса в красивом платье, с заляпанным, все-таки, подолом. Как видение она мне нравилась больше, но, к сожалению, я имел несчастье видеть ее в некоторых так себе ролях, оставивших в моей чуткой душе неприятный осадок.

Перерыв подходил к концу. Позвонил Майкл, про которого я, к великому стыду, совсем забыл.

– Саша, ты где? Я теряюсь.

Я подробно объяснил ему, как нас найти, и важно заявил режиссеру:

– Сейчас к нам придет известный американский актер, волей судьбы оказавшийся в наших гостеприимных краях.

– Гонишь, – не поверил он.

– Я? Гоню? Вон смотрите туда! – Показал на тропинку. – Не пройдет и пяти минут, как он предстанет перед нами.

– Джордж Клуни? – спросила актриса.

– Круче! Эдди Мерфи…

Прошло шесть минут.

Вау!

Из парка вышел Майкл. На долю секунды мне стало стыдно. Потому что я забыл о его постиранной одежде. А в том, что она окажется постиранной, я не сомневался. Но – забыл! Никитична жила одна. Уверен, ей приятно за кем-нибудь поухаживать, даже за республиканцем из Нью-Йорка. И… У нее начисто отсутствовал гардероб для гостей. Так вот, мне стало стыдно за внешний вид Майкла. Но только на миг, на один только миг! Подло стыдиться своих знакомых даже если они являются в самом непотребном виде. А именно в рваном, словно его кусали голодные овчарки, ватнике, широченных штанах неопределенного цвета, опоясанных солдатским ремнем, и белоснежных «Рибок» баскетбольного фасона. В руках – небольшая видеокамера.

– Мамочки! Кто это? Бомж? – манерно воскликнула актриса. – Ужас!

– Ну да, это не совсем Мерфи. – Я решил сказать правду. – Это ученый-историк, из Америки. Майкл Белл. – Только вчера прилетел.